‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Во рву со львами

Главы из романа писателя Сергея Жигалова.

Главы из романа писателя Сергея Жигалова.

См. начало.

Мечты о Ливадии

Морось. Хмарь. Духота. Ох, как душно было в лето 1917-го в граде Медного Всадника. Дымка стояла в тюремных камерах Трубецкого равелина, где места воров, насильников и душегубов заняли царские сановники и министры. Кому-то видно, а кому не видно сквозь пелену дождя взблески куполов Исаакиевского собора. Золотые слезы катятся с крестов церквей на митингующих, горланящих, стреляющих, осиротевших без царя на троне, обезумевших без царя в голове людей. Но даже плачущие небеса не в силах погасить разгоревшееся пламя страстей человеческих. Языки этого злого пламени достигают Царского Села, лижут стены Александровского дворца, где томятся под арестом царственные узники. Хмарь. Сырость. Духота. Но от мокрого зеленого парка веет свежестью. Великая Княжна Ольга Николаевна и её подруга фрейлина Царицы Софья Буксгевден сидят на подоконнике у открытого окна на втором этаже.

- …Признайся, из-за тебя корнет тогда в марте прорвался сквозь толпы озверелых солдат сюда во дворец защищать вас? - фрейлина спрятала улыбку за крупной гроздью поднесенной к лицу сирени. Стрельнула глазами поверх нее на зарумянившуюся Великую Княжну, в который раз охватило радостное изумление: сколь же изящна, проста и естественна старшая дочь Государя. Её до самого сердечного донышка чистые глаза лучились кротостью и великодушием.

- Как же, из-за меня, - Ольга рассмеялась, взъерошила ладошкой шелковистый ежик волос. - Маленький Марков влюблен в нашу Татьяну. Но это по большому секрету не всему свету, а лишь тебе.

- А что она?


Великая Княжна Ольга.

- Она влюблена слегка в одного из офицеров, что лежал тяжелораненый в нашем госпитале.

- Какой у этой сирени густой запах, аж голова кружится. Вдохни, - Софья протянула ветку собеседнице. - Чувствуешь?

- Прекрасный запах. У мама есть духи, которые точно так же пахнут. Иза, я прошу тебя, - Ольга вскинула на подругу смелые ясные глаза. - Не спрашивай меня про румынского принца, ладно?

- А что плохого? Он красив, неглуп. Выйдешь за него замуж, со временем станешь королевой, - поддразнила Софья.

- Иза-а! - Великая Княжна вырвала у нее из руки ветку сирени, шутливо мазнула ею по губам подруги. - Хочешь, чтобы я на тебя обиделась?

В этот самый момент раздался сиплый рык торчавшего неподалеку у подъезда часового. Они поначалу не разобрали слов. Софья легла грудью на подоконник, высунула голову:

- Вы изволили что-то нам сообщить?

- Уберите свои хари. Окно закройте! - увидев в окне голову фрейлины, еще пуще окрысился часовой.

- Что за новые порядки?! - возмутилась Буксгевден. Была она дамой не робкого десятка и уже не раз вступала в словесные баталии с солдатами-охранниками. - Вчера можно было открывать окна, а теперь вдруг стало нельзя!

- Кому сказано, спрячь свою харю, а то выстрелю!

- Иза, оставь. Не зли их, - ухватив подругу за руку, Ольга утянула её вовнутрь комнаты. - Он за ствол держится, как за лопату. Наш Алексей управляется с винтовкой в сто раз увереннее. А этот дурень в самом деле еще нечаянно выстрелит.

-Бросить ему цветочный горшок на вшивую башку! - Софья яростно защелкнула оконные створки на нижний шпингалет. - Цветок только жалко. Я его запомнила. Тогда он, этот рыжий, сунул штык в колесо велосипеда Государю.

- Скорее бы отправили нас в Ливадию, - вздохнула Ольга Николаевна. - Говорят, по Петрограду разбросали листовки с требованием суда и казни над «тираном». Это папа-то тиран? Пожертвовал царским престолом ради примирения, чтобы не проливать кровь подданных. А они собираются его судить. Разве, Иза, это справедливо?.. Мне иногда делается так страшно за родителей.

- Плеск волн, шум ветра в верхушках каштанов. Запахи кизячного дыма от татарской деревни, - уводя Великую Княжну от горьких мыслей, картинно развела руки Софья. - Как там прекрасно! А кто говорил о Ливадии?

- Папа просил об этом Керенского.

- Керенского… Ведь это он арестовал и увез в крепость Аннушку?

- Да. Во время визита во дворец прошел к ней в комнату. Увидел, что она сидит в кресле, и приказал арестовать. Говорят, он спит и видит, как бы устроить публичный суд над папа, - Ольга веткой сирени вывела на запотелом оконном стекле подобие женского профиля. - Я прочла в газетах, что создали комиссию по расследованию влияния «темных сил». И якобы Аннушка и покойный Григорий и есть главные «темные силы». От нее они хотят получить главные доказательства виновности папа и мама в измене.

- В какой такой измене? У этих временных у всех белая горячка! - Софья пристукнула кулачком по подоконнику. - Им место не в Зимнем дворце, а в доме для умалишенных!

- Тише, Иза, тише. У этих стен выросли глаза и уши. Всё, что здесь говорится, становится известно лично Керенскому.

- Пусть слышит! Это мерзко и низко подозревать Государя и Александру Федоровну в какой-то измене! - милое личико фрейлины разгорелось гневом. - Я готова высказать это Керенскому в лицо!..

- Солидарна с тобой, Иза. Извини, мне нужно идти, - Ольга Николаевна приложила ладошки к разгоревшимся щекам. Всё, что затевалось против родителей, больно ранило её сердечко: «Папа, как у него хватает выдержки переносить хамство караульных солдат. Клевету и оскорбления в газетах: «кровавый тиран»?.. Ни разу я не слышала от него ни одного слова возмущения и обиды. Откуда такая нечеловеческая выдержка?» - ей вдруг нестерпимо захотелось увидеть отца. Она прошла в гостиную, где Государь обычно сидел в кресле за газетами. Но там его не было. Она остановилась перед пустым креслом. И вдруг её ослепила страшная, необъяснимая разумом темень. Оттуда, из черной ледяной пустоты, ей было явлено, будто эта темень вобрала в себя Государя, и она, его старшая любимая дочь, никогда больше не увидит отца.

Мгновение.

Серебряный взблеск забытого на подлокотнике кресла портсигара.

Из глаз Великой Княжны хлынули слезы. Боясь, что её увидят, она, как в детстве, убежала в гардеробную комнату. Присела на корточки между пахнущими духами и нафталином шубами и вольно захлебнулась рыданиями.

Пустое кресло в гостиной.

Пустой трон.

Пустые души.

Пустые лозунги…

Прикосновение ласкового меха к мокрым от слез щекам.

Выплакавшись, Ольга Николаевна прокралась в туалетную комнату. Умылась ледяной водой. Растерла полотенцем набрякшие от слез подглазья. Радуясь, что пришли сумерки, а в коридорах еще не включили свет, она прошла к кабинету Государя, переступила порог. Окно напротив двери было приоткрыто. Ярко горела настольная лампа, высвечивая центр кабинета. Поднявшимся сквозняком сдуло со стола на пол бумаги. Как толчок в грудь, опять пустое кресло и голова Государя на краю светового круга. Он стоял на коленях в углу перед иконой Христа Вседержителя. Вокруг его головы и плеч дрожала и переливалась некая летучая субстанция.

«По молитве папа Господь заключает Его в некую светозарную сферу, которая защищает «господина полковника» от всякого зла. Потому все так изумляются его нечеловеческой выдержке», - радостно всхлипнула Ольга. Государь обернулся, встал с колен. Она бросилась к нему на шею:

- Папа, я люблю тебя сильно-пресильно. Больше всех на свете! Ты самый добрый, самый великодушный, самый мудрый. И еще, еще самый… колючий! - она учувствовала столь родной с детства запах табака и духов.

- Ты плачешь?

- Что-то в глаз попало.

- Наверное, мошка, - сделал вид, что поверил, Государь. - Окно открыто. Вон её сколько вьется. - Он захлопнул створки. Достал чистый носовой платок. - Давай уголком достану твою мошку?

- Дай платок. Я сама, - Ольга промокнула слезы, вздохнула: «Летучая субстанция» - всего лишь рой налетевших мошек и ночных бабочек… Может, это божественная подсказка о существовании некой светозарной сферы, ограждающей папу от всякого зла… Скорей бы уехать нам всем отсюда в Ливадию». - Папа, ты хочешь в Ливадию?

- Очень хочу, но…

Беседы в Петропавловском равелине

Оскорбление! Российскому престолу, Династии нанесено тяжкое оскорбление. Императора принародно обвиняют в измене. Но тишина. Не полетела в физиономии клеветников гневная перчатка. Не звучат выстрелы дуэльных пистолетов, не слышно стального звона шпаги. Велика Российская Империя, а вступиться за поруганную честь Императора некому.

Зато как велико число жаждущих суда над «кровавым тираном». И первый из таковских низкорослый, рваный в движениях временщик А.Ф. Керенский. Вот он промчался в сверкающем лаком царском автомобиле к Зимнему дворцу. Зеленым зайцем метнулся по лестнице. Вбежал в кабинет, наэлектризованный гневом. После запальчивой речи на митинге перед солдатами пулеметной команды у него всё горело внутри. Хватил стакан воды, второй. Раздышался. И только тут его догнала и накрыла волна животного страха: «Так и недолго получить пулю в живот. Вон как эти пулеметчики на меня вызверились. «Наши семьи едят плесневый хлеб и пьют ржавую воду. Бывшего царя с царицей и эту стерву Вырубову давно надо повесить, а они сидят во дворце, жрут трюфеля и запивают французскими винами…» В самом деле. Велел секретарю вызвать председателя чрезвычайной комиссии Муравьева и нового, прикомандированного из Екатеринослава, следователя Руднева. Когда те явились, заметался от стены к стене, изошел криком:

- Больше месяца прошло, как я лично арестовал главную государственную преступницу, мессалину Распутина эту Вырубову! - он остановился напротив поднявшегося со стула Муравьева. Будучи всего ему по плечо, отшагнул назад, вскинул подбородок. - А вы?! Вырубова полтора месяца в крепости, и вы даже ни разу не удосужились допросить её. Чего тянете время? Она главная исполнительница всех политических интриг и комбинаций Царицы и Распутина в пользу Германии. По её проискам и интригам назначались на важные государственные посты преступники и жулики. Все эти никчемные Хвостовы, Протопоповы, Беляевы, Штюрмеры… Народ должен узнать правду. Предать суду виновных в измене Отечеству!..

- Мы и занимаемся добыванием доказательств виновности, - налился венозным румянцем Муравьев. Почувствовал, как от крика Керенского гневно и спотычливо заколотилось сердце: «Сколь он безтактен. Орет на меня, как на своего лакея, да еще в присутствии нового следователя... Я сам больше него желаю суда над «кровавым тираном». Но до сих пор из десятков допрошенных министров и генералов никто не привел ни одного конкретного факта его виновности. Сказать ему об этом? Мало, забрызгает слюной, а то еще смахнет с должности председателя комиссии… Повинную голову и меч не сечет». С гримасой раскаяния ткнулся подбородком в ворот мундира. - Исправим, Александр Федорович, допущенное упущение! По моему указанию создан специальный отдел «обследования деятельности темных сил». С завтрашнего утра Владимир Михайлович, - кивок в сторону вольно сидевшего в кресле Руднева, - приступит к допросам Вырубовой.

- Вот это уже хорошо, - приходя в себя, сбавил тон Керенский, расстегнул китель, упал с маху в кресло напротив. И только тогда к нему вернулось его второе «я», то есть «N». Он уставился на следователя-новичка тяжким, должным приводить в трепет немигающим наполеоновским прищуром. Наткнулся на встречный взгляд умных усмешливых глаз. Как тип людей легко возбудимых и нервных он, подобно лошади, чувствующей волка, улавливал в других внутреннюю силу и, сам того не желая, внутренне пасовал перед ними. И сейчас он невольно увел взгляд и вознегодовал.

- Я надеюсь, вы сможете вывернуть наизнанку эту придворную интриганку Вырубову. Сорвать маску с разрушительницы Империи! - скрываясь за нарочитой жесткостью с наполеоновским прищуром, вскричал Керенский. Но невольная рифма: «наизнанку интриганку» сделалась усмешливым громоотводом и его «грома и молнии». - Думаю, одних её показаний будет достаточно, чтобы её навсегда заточить в Петропавловской крепости, а тирана отправить на эшафот!

Владимир Михайлович слушал, кивал. А вечером, когда он в номере гостиницы засыпал, лежа в постели, шаловливая память вдруг вывернула из своих глубин образину ростовского афериста и шулера Мишки Труляля, который проходил по одному щекотливому «политическому» делу. «Интриганку наизнанку!..» - запел, закривлялся Мишка и провалился в темень.

Наутро следователь Руднев явился в канцелярию Петропавловской крепости и потребовал дело Анны Вырубовой. Примундиренная тюремная крыса в засаленном кителе с обмахренными рукавами только на зуб не попробовал его ордер, прежде чем выдал «Дело» и определил комнатенку для допросов. Оглядев убогие «апартаменты», Владимир Михайлович хотел подвинуть стол к окну и не смог сдвинуть - стол оказался привинченным к полу. Он сел за него со стороны оконца, чтобы свет падал на арестантку. В ожидании привода принялся листать «Дело», напнулся на медицинское освидетельствование, выданное врачом княжной Гедройц, пробежал глазами по строчкам: «…выдано Анне Александровне Вырубовой о том, что она при столкновении поездов 2 января на Московско-Виндаво-Рыбинской ж.д. получила перелом левой бедренной кости и обеих костей левой голени, перелом костей черепа, сотрясение мозга… Означенные повреждения относятся к разряду тяжких повреждений. В чем и выдано настоящее удостоверение с приложением казенной печати. Ст. врач Царскосельского Дворцового госпиталя кн(яжна) Гедройц. Марта 3-го дня 1917 года».

«Бог шельму метит. Коварная интриганка, отравительница Наследника, получила свое, - не без удовлетворения подумал Руднев. - Как она себя поведет со мной? Прикинется невинной овечкой? А то еще примется обольщать? Опыт-то у нее огромный». Появление двух конвоиров с винтовками спугнуло пустые домыслы. Конвоиры встали по обе стороны двери. И тогда через порог, тяжко стукая костылями, перевалилась согбенная старуха в съехавшем на одно ухо сером платке. Когда же арестантка подняла голову, он едва не превратился в соляной столб. В берегах изможденного мучнисто-белого лица голубели ангельски чистые глаза ребенка. Молили о пощаде. «Лепит горбатого, хочет вызвать сострадание… Не на того напала, красотка, - Руднев напустил на лицо непроницаемо-ледяное выражение. - Вот так она всех и охмуряла… Подсыпала яд в кашу царскому ребенку, чтобы Распутин его «вылечивал».

- От кого вам третьего дня передали в камеру букет роз? - выждав, пока арестантка усядется на стуле, прибег к излюбленному приему - задать вопрос о какой-либо мелкой малоизвестной детали, чтобы привести допрашиваемого в замешательство: если следователь знает о такой мелочи, то ему известно всё остальное.

- Это мне солдат принес, - просто ответила арестантка.

- Солдат принес от кого? - Руднев напрягся, стараясь уловить лукавство, смущение, растерянность на мучнисто-белом лице. Но увидел лишь вялое пожатие плечами.

- Сам от себя принес.

- Согласитесь, Анна Александровна, что тюремные охранники не часто дарят арестантам букеты роз? - прогоняя наваждение наполненных удивлением голубых глаз, съехидничал Руднев. - Думаю, он бы с большей охотой потратил деньги на махорку или выпивку.

- Знаете, он поначалу жестоко обижал меня. Однажды даже ударил по лицу. А потом другие солдаты, кто ранее лежал в моем госпитале, рассказали, как я их выхаживала. Он увидел, что я на прогулках собираю выросшие между камней одуванчики, поехал в город и привез розы.

- У вас был свой госпиталь?

- Да. После крушения поезда страховая компания выплатила мне за увечья большую сумму, и на эти деньги я организовала госпиталь для раненых. Поскольку на себе испытала, как важно вовремя верно поставить диагноз и хорошо лечить…

«Она или гениальная актриса, или живой ангел во плоти. И мне предстоит выяснить это… - отчего-то злясь на себя и страдая, подумал Руднев. - И я это выясню во что бы то ни стало. Надо просто посильнее нажать на нее».

- В каких отношениях, Анна Александровна, вы находились с Распутиным?

- Вообще ни в каких, - и опять уже знакомое пожимание плечами.

- Тогда я позволю уточнить вопрос. Связывали ли вас с ним интимные отношения? - он увидел, как по лицу арестантки ручьями потекли слезы, и смутился. - Да или нет?


Царица Александра и Анна Вырубова (слева).

- Зачем вы меня мучаете? - она закрыла лицо руками и разрыдалась. - Вам как следователю должны быть известны заключения врачей обо мне. Недавно доктор Манухин обследовал меня и подтвердил прежнее заключение о том, - тут её голос сорвался на шепот, - что мое… что девственница.

- Но вы были замужем?

- Да, но очень недолго. Мой муж был… нездоров, - и опять эти молящие о пощаде голубые глаза. - А Распутин, он был такой старый… к тому же женатый… По-моему, он не мог нравиться как мужчина.

- Царице он тоже не нравился? - Руднев с отвращением поднял над столом руку с открытой ладонью, будто только что ударил ею ребенка, и опять взмахнул ею. - Почему она приблизила к себе этого грязного развратного мужика?

- Если бы ваш больной сын умирал от кровопотери и никто, кроме этого мужика, не мог его вылечивать, как бы вы к нему относились?

- Ну вас-то он ведь не лечил?

- Как же не лечил? - Анна вскинула на следователя свои огромные синие глаза. - После катастрофы я находилась в безсознательном состоянии. И родные, и врачи говорили, что я умру. В те дни Григорий Распутин сам находился в тяжелом состоянии. Некая Гусева ударила его кинжалом в живот. Сам полуживой приехал ко мне в больницу, молился и сказал, что буду жить. После его молитв ко мне вернулось сознание, и я пошла на поправку.

- Ну а Царь? Имел Распутин влияние на Царя при решении политических вопросов? Например, известно, что Распутин выступал против войны и склонял к этому Царя.

- Да, так было. Он говорил, что «положат до последнего человека». Но ведь Государь не послушал, и война началась. Да и какое он мог иметь влияние, если Государь встречался с ним всего два-три раза в год…

…Такие допросы продолжались многие часы на протяжении нескольких месяцев. Следы этих допросов не канули в лету. Следователь В.М. Руднев оставил потомкам очерк «Правда о Русской Царской Семье и темных силах». Приведу оттуда несколько ключевых фрагментов: «…Уяснив себе нравственный облик Вырубовой, а также детально изучив во время следствия жизнь Царской семьи и нравственный облик Императрицы Александры Федоровны, я невольно остановился на признанном психологией положении, что противоположности часто сходятся и, дополняя друг друга, придают друг другу устойчивое равновесие… Разбитая семейная жизнь Вырубовой заставила её искать нравственного удовлетворения в удивительно дружной, можно сказать, идеальной семейной обстановке Императорской семьи. Общительная и безхитростная натура Вырубовой вносила ту искреннюю преданность и ласку, которой не хватало в тесно замкнутой Царской семье со стороны царедворцев, её окружавших. А общее у этих столь различных женщин нашлось тоже - это любовь к музыке... и они часто в минуты отдохновения пели дуэты… Г-жа Вырубова всегда просила за всех, поэтому к её просьбам при Дворе и было соответствующее осторожное отношение, как бы учитывались её простодушие и простота… Нравственный облик Императрицы Александры Федоровны достаточно ярко выяснился для меня из переписки её с А.А. Вырубовой и с Государем… Те места переписки, в которых говорится о Распутине, именуемом в ней Старцем, достаточно освещают отношение Императрицы к этому человеку как к проповеднику Слова Божия, к прорицателю и искреннейшему печальнику за Царскую семью».

Потом следователь Руднев подал рапорт об отчислении его из членов следственной комиссии «ввиду попыток со стороны председателя комиссии прис. пов. Муравьева побудить меня на явно пристрастные действия». «Что делать? - признается Руднев позднее. - Я начинаю любить Царя!»

«Верою, верностью, трудом»

Вскипавшее жаркой яростью петроградское лето 1917-го обтекало Александровский дворец с его царственными узниками, придворными и слугами со всех сторон. Флюиды зла пронзали стены дворца чудовищными слухами, письмами арестованных сановников, хамством солдат охраны и грязью газет. За оградой дворца на разбитых Государем и Великими Княжнами грядках выстреливали зеленые перья лука, на зеленых плетях огурцов осыпались желтые лепестки, являя первую завязь, цвели помидоры. По утрам юные Великие Княжны изощрялись перед зеркалами в прическах подросших волос. В один из дней, вернувшись с огорода, Государь прошел в покои Александры Федоровны. В те жаркие дни у нее болело сердце, и она оставалась в постели. На сей раз Царь застал супругу в слезах.

- Вот получила записку от Аннушки, - Александра Федоровна показала мятый захватанный листок. - Пишет, что заболела повторным бронхитом. В камере невыносимая сырость и духота… А всё Евгений Сергеевич! - лицо Императрицы полыхнуло гневом. - Зачем он ответил Керенскому, что Аню можно перевозить? Если бы он вступился, Керенский бы не посмел её тронуть. Разве не так?

- Успокойся, Солнышко. Ты обвиняешь Евгения Сергеевича в том, что он не смог солгать, - Государь присел на край кровати, взял её руку в свои ладони. - И еще, зная всеобщую ненависть к Анне взбунтовавшейся солдатни, он отправил её под защиту крепостных стен равелина и тем хотел обезопасить нас.

- Ну что ты, Ники, такое говоришь? Обезопасить. Да я бы согласилась на любую опасность, лишь бы видеть её здесь. Она для меня все равно что пятая дочь, - Александра Федоровна высвободила руку из ладоней мужа, отерла платком глаза. - Как жаль, что мы не можем высвободить её из заключения.

- Успокойся, комиссия выяснит, что за ней нет никаких преступлений, и отпустит на свободу.

- Ты так думаешь? Дал бы Господь, чтобы это случилось до нашего отъезда в Ливадию. Подай мне вон со столика стакан с водой. Спасибо!

- А что это у тебя за книга?


Доктор Евгений Сергеевич Боткин.

- Это из писем Боткина жене - «Свет и тени русско-японской войны». После того случая с Аннушкой я, грешница, усомнилась, - Александра Федоровна потянулась за лежавшей в изголовье на подушке книгой и пролила воду из стакана на грудь. - Не надо, не вытирай, так даже лучше, прохладней. Если помнишь, я и пригласила Евгения Сергеевича во дворец лейб-медиком после прочтения этой его книги. Из его книги у меня составился его образ храброго, честного, самоотверженного богобоязненного врача и человека. Повторное чтение его писем помогло мне укрепить веру в него.

- Как ты могла, Солнышко, усомниться в Евгении Сергеевиче, видя всё то, что он делает для нашего Алеши? Он готов всего себя отдать ради его выздоровления…

- Этими словами ты осыпаешь, как это будет по-русски, высыпаешь мне соль на рану. Мне стыдно, что твоя старая глупая лягушка плохо о нем подумала, - Александра Федоровна привстала на постели, и льющийся в окно солнечный свет упал на её бледное состарившееся лицо.

«О Боже! - вздрогнул сердцем Государь. - По этим новым глубоким морщинкам у глаз, по уголкам губ можно прочесть все страдания и муки Алеши, недавнюю болезнь дочерей. А вот эта косая морщина от переносицы к подглазью, верно, «написана» близким к смерти состоянием Марии».

Он склонился и поцеловал её.

- Ты ведь, Ники, не бросишь свою состарившуюся сову? - улыбнулась в ответ Александра Федоровна, пролистнув книгу, нашла нужную страницу. - Как образно и страшно он описывает грозу. Вот послушай: «По всей линии шла отчаянная стрельба… Стоял сплошной грохот, гул и свист… Тучи всё гуще и сплошнее заволакивали небо, пока оно не разразилось на нас величественным гневом.

Это был Божий гнев, но гнев людской от этого не прекратился и, Господи! - какая была между ними разница!.. Как не похож грохот орудий на гром грозы, он показался мелким и ничтожным перед громовыми раскатами: одно казалось грубым, распущенным человеческим переругиванием, другое - благородным гневом величайшей души… Так из исполинской груди природы лился грозный рокот оскорбленной людской ненавистью Божественной любви». - Ты меня не слушаешь, Ники? Тебе неинтересно?

- Я слушаю с восторгом! Назвать грохот канонады «распущенным человеческим переругиванием» - это очень сильно сказано.

- Отчего же ты тогда смотришь в окно?

- Я смотрю не в окно, а в прошлое. Однажды мы с Алексеем, объезжая Юго-Западный фронт в сопровождении командующего и других генералов, проехали на автомобилях на передовую. Было туманное утро. А когда туман рассеялся, немцы начали «переругиваться» из дальнобойных орудий.

- Алешенька мне об этом рассказывал, - Александра Федоровна почувствовала, как сбилось, затрепетало сердце, откинулась на подушки, заложила меж страниц палец. - Хочешь послушать дальше?

- Да, конечно, - Государь отвернулся от окна. - Но тебе нельзя волноваться.

- Так вот, слушай: «Как ясно представилось ничтожество только что казавшейся безконечной линии пушек - перед этими величественными раскатами, охватывавшими всё небо… Злыми искрами разгоряченных глаз явились яркие огни стреляющих орудий рядом с ясной молнией, болью раздирающей Божественную душу.

- Стойте, люди! - казалось, говорил Божий гнев: - очнитесь! Тому ли Я учу вас, несчастные! Как дерзаете вы, недостойные, уничтожать то, чего не можете создать?! Остановитесь, безумные!

Но оглушенные взаимной ненавистью, не слушали Его разъяренные люди и продолжали свое преступное, неумолимое взаимное уничтожение», - из прекрасных глаз Царицы катились слезы, но она или не замечала, или не хотела вытирать их. Государь же, видя её волнение и страдая от этого, не желал прерывать, зная, что возмутит её этим.

«И небо заплакало… - по-детски взрыднув всей грудью, продолжала читать Императрица. - Полились с него частые-частые крупные слезы, в один миг затопившие землю, и многие из них леденели от великого ужаса перед человеческой озверелостью, крупным градом падая на наши разгоряченные головы…»

После того как Александра Федоровна закончила чтение главки и отерла слезы, они долго молчали. Возведенная перед их внутренним взором грозная картина гнева Божьего распростерлась в сознании царственных супругов и на «переругивание» с Германией, стоившее миллионов жизней людей, сотворенных по образу и подобию Божьему.

- Всё это Евгений Сергеевич описывал в посланиях к своей супруге, - глядя на поникшего, винящего себя за эти жертвы Государя и желая отвлечь его от тягостных мыслей, заговорила Александра Федоровна. - Не понимаю, как она могла после этого кем-то увлечься так, что бросила мужа и детей? Ники! - она потеребила его за рукав рубашки. - Ты слышишь меня?

- Да, слышу, Солнышко, - будто выныривая из бездонных глубин своих розмыслов, тихо отозвался Император. - Они в нем души не чают!

- Кто?

- Дети. Таня и Глеб, особенно Таня.

- А старшие, Дмитрий и Юрий? - Императрица испуганно осенила себя крестным знамением. - Господи, что я говорю? Дмитрий же, Царство ему Небесное, погиб в той войне.

- Юрий тоже душевно близок к отцу, и покойный Дмитрий тоже очень любил его.

- Как ты полагаешь, если мы пригласим его ехать с нами в Ливадию, он не откажется?

- Он поедет. Евгений Сергеевич очень привязан к Алексею.

- Алеша тоже в нем душу чает. Я хотела сказать: души не чает. Первая его фраза на французском: «Я люблю Вас всем своим маленьким сердцем» - была обращена к Боткину. Но на кого он оставит Таню и Глеба?

- Пусть берет их с собой.

- Надо будет составить список всех придворных и слуг, которых мы бы желали видеть там, и заранее испросить их согласия, - с присущей ей деловитостью Александра Федоровна, несмотря на советы Государя остаться в постели, поднялась с дивана, прошла к столу. Взяла лист бумаги и ручку, и они принялись вносить имена верных, которым суждено будет разделить участь Царственных мучеников. Первым среди них значился доктор медицины, приват-доцент Военно-медицинской академии, действительный статский советник, участник Русско-японской войны, награжденный за отличие в боях орденом святого Владимира 3-й степени и четвертой степени с мечами, святой Анны 2-й степени и другими наградами, лейб-медик Императора Николая II. На гербе славного рода Боткиных серебряными буквами запечатлен девиз: «Верою, верностью, трудом».

Доктор Евгений Сергеевич Боткин, принявший мученическую смерть вместе с Царской семьей в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге, был причислен к лику святых Русской Православной Церкви в 2016 году.

Осиное гнездо

Будь у мраморных колонн Таврического дворца рты, раскрылись бы они в то утроот удивления, а через миг сомкнулись негодованием. В мгновение ока парадный вестибюль дворца затопили гимнастерки, рубахи, тельняшки и даже арестантские халаты. Захмелевший солдат-пулеметчик бойко через колено рвал васильковые меха трехрядки. Вокруг него будто на веревочке плясал вприсядку молоденький матрос. Он то прикусывал хлеставшие по глазам ленточки безкозырки, то отплевывал их с дикими выкриками: «И-е-х-х, яблочко с боку зелено, нам не надо Царя, надо Ленина!..» Гогот, матерщина, слои табачного дыма над хмельными головами. Выкрики: «Царя свалили, и этого юстицию не надо!» «Допляшетесь, Переверзин и вас, матросиков, по тюремным камерам раскассирует! - кривляется в толпе сизая каторжная рожа в арестантском халате поверх матросской тельняшки. - Где тут во дворце Переверзин заседает? На нары его, царского сатрапа!..» «Глянь-ка, братва, на ловца и зверь бежит!» - толпа кидается навстречу сходящему по лестнице после совещания седоватому, в прекрасном костюме, сановнику. Это министр земледелия и вождь партии эсеров Чернов. Хватают, волокут, тычут в загривок кулаками.

- Не за того меня приняли. Я не Переверзин, я Чернов! - в одну минуту он смят, растерзан, обобран. Растрепанные волосы упали на побелевшее от страха лицо. Обвисшими ушами висят по бедрам вывернутые карманы пиджака. Надорванный рукав щерится под мышкой белой подкладкой. - Пустите меня! Я вам не министр юстиции, я министр земледелия! - пытается вырваться Чернов.

«Власти захотел? На, бери власть! - каторжная рожа сует грязную кулачину под нос дрожащему министру. - Бери, а хрестьянам землю отдай!» Полы его полосатого халата разлетаются в стороны, будто крылья хищной птицы, вкогтившейся в загривок министра.

«Граждане, товарищи матросы, будьте благоразумны! - двое из участников совещания вклиниваются в толпу. Это члены ВЦИК Рязанов и Стеклов (Нахамкес). - Проявите революционную сознательность, - увещевают они. - Свобода не есть насилие над личностью!..» Им не дают договорить. «Краснобаи. Долой! Жрать нечего, а вы всё языками молотите!» - тычками, пинками гонят этих двоих прочь. Перепуганного вождя эсеровской партии тащат на улицу. Но тут будто изнутри стоявшей на газоне торчком селедочной бочки выныривает хлесткий, в длинном черном пальто и шляпе с широкими полями над высоким лбом, «факир», взбирается на нее. Вскидывает в цвет пальто козлиную бородку и загнутое острием к верхней губе лезвие носа. Блескучими змеиными стеклышками пенсне «факир» гипнотизирует «орла» в арестантском халате. Тот своим каторжным нюхом мгновенно учувствовал опасность и ослабил хватку, прежде чем черный человек раскрыл рот. Это Бронштейн-Троцкий, полпред самого Якоба Шиффа, того самого, поклявшегося свергнуть в России Самодержавие.

В день гибели Петра Аркадьевича Столыпина после встречи в киевском ресторане «Метрополь» с убийцей Столыпина Мордкой Богровым Троцкий бежал из России в Соединенные Штаты Америки. Теперь же, переплыв океан, черный человек выныривает на селедочной бочке посредине разъяренной толпы.

- Товарищи кронштадтцы! Краса и гордость русской революции! - восклицательным знаком вскидывается его козлиная бородка. Осевший от океанской соли тенор дрожит разнузданным торжеством. - Я убежден, никто не омрачит нашего сегодняшнего праздника, нашего торжественного смотра сил революции - ненужными арестами. Кто за насилие, поднимите руки! Никто. Да здравствует революция! Да здравствует свобода! Ура-а-а!..» Пока полупьяная «краса и гордость революции» дерет глотки, черный человек прыгает с бочки прямо в гущу толпы. Вырывает Чернова из лап каторжной морды. Тащит за собой в ближний переулок. Похлопывает спасенного министра по спине, как жокей скаковую лошадь: «Бегите скорее, пока они не хватились с погоней».

Сам же отправляется в особняк Кшесинской, там теперь свили гнездо-штаб большевики. По дорогому паркету, где летала на пуантах самая знаменитая балерина Петербурга Малечка Кшесинская, ступают грязные сапоги и валяются окурки. А её будуар захватил под кабинет сам Ульянов-Ленин. Теперь в 1917-м будущий «вождь мирового пролетариата», как чертик из табакерки, выскочил с ватагой подельников из-под пломбы германского вагона и очутился здесь, в особняке Кшесинской, во главе июльского восстания большевиков. Можно сказать, Ленин и его подельники упали на хвост стихийно восставшим в первые дни июля солдатам-анархистам 1-го пулеметного полка. Правда, к тому часу были уже созданы большевистские боевые отряды. С помощью недовольных рабочих и шлявшихся по Петрограду запасных солдат дьявольская троица Ленин, Троцкий и Луначарский и иже с ними решили «под шумок» свергнуть Временное правительство. Гладко было на бумаге…

Рассказ заглянувшего в кабинет к Ленину Троцкого о казусе с Черновым вызвал у того дикий хохот. Вождь уже вторые сутки почти не спал. И хохот едва не перетек в истерику.

- Слабоват на тычки оказался главный наш эсер, - запрокидывая голову, сверкая лысиной, выкрикивал Ильич. - Говорите, и Рязанову с Нахамкесом попало?

В этот момент отворилась дверь, и в будуар-кабинет быстро вошел молодой развеселый грузин. Шалыми глазами-сливами окинул хохотавшего хозяина кабинета, ощерился за компанию белозубой улыбкой.

- С какими новостями пожаловал, Иосиф? - утирая платком глаза и губы, обратился к нему Ленин.

- Деньги, Владимир Ильич, кончаются!

- Как так кончаются? Сам ты говорил вчера, что еще два мешка оставалось, - лицо вождя сразу сделалось холодным и злым. - Вы что, ими печки топите?!

- Нэ-ет, только разжигаем, - Джугашвили вольно прошел по кабинету и сел на канапе против Ленина. Закинул ногу на ногу, любуясь блеском хромового голенища. - Вы же сами велели не жалеть. У саперов из запасных тридцать пулеметов купили. Агитаторам подсластили. В Кронштадт выпивку матросам пятнадцать столитровых бочек вина закупили. А-а, еще редакторам «Биржевых новостей», «Петроградскому листку» и «Копейки» ручку позолотили, чтобы они за власть Советам ратовали.

- Вот это молодцы! Архиважно вынудить Керенского передать власть Советам, - Ленин вскочил, забегал по будуару, потирая руки, будто с мороза. - Сейчас рано, а к осени мы в Советах будем в большинстве, и вся власть перейдет к нам, большевикам!

- Куда ты дел пулеметы? - удавом уставился блескучими стеклышками пенсне Троцкий на Сталина. Звериным нюхом он сразу уловил в нем соперника, попытался сразу подчинить своей воле. Не тут-то было.

- В Смольный институт барышням отправили! - сочные губы горца разошлись в улыбке, но сузившиеся глаза сверкнули сталью ледоруба. В пересыльных тюрьмах и туруханской ссылке в стычках с урками-живорезами оттачивал свою волю Сосо Джугашвили. Не ему было пасовать перед этим козлобородым.

- Любишь воевать с барышнями? - осклабился своей двусмысленной шутке Лейба Бронштейн-Троцкий. - Сам будешь смолянкам цинки с патронами подносить, ленты в пулеметы вправлять?

- Нэт, тэбя попрошу!

- Смотри, Лев, он не попросит - он заставит, - засмеялся Ленин, очень любивший стравливать товарищей.

Незаметно сидевший в углу за другим столом и что-то писавший Луначарский втянул голову в плечи. Он видел уже не раз взрывной кавказский характер Джугашвили в действии.

- С десяток пулеметов надо было отдать матросикам, что выпустили из «Крестов», - вспомнив, что бывший с этим грузином в Туруханске Янкель Свердлов характеризовал его как жестокого и злопамятного уголовника, перевел на дело Лейба. Повернулся к Ленину. - Матросы у нас на Шпалерной и на Литейном мосту оборону держат?

В коридоре послышался топот бегущих ног, и в будуар влетел еще один из ленинских соратников, Зиновьев. Вытаращенные глаза, лицо в ошметках грязи: «Нас расстреливают из орудий!..»

Начиналось июльское восстание 1917 года, которое потом историки назовут «самым большим просчетом Ленина».

Сергей Жигалов.

Продолжение следует.

78
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
4
1 комментарий

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru